Игра словами - Страница 36

Он подумал над ее вопросом.

— Нет, думаю, что нет. Мужчины недолюбливают девушек, которые гоняются за ними: они предпочитают гоняться сами. Я, пожалуй, присоединюсь к ним. А ты пойдешь?

— Мне еще рано, — ответила она, — а ты иди.

И, хотя не в характере Эстер было злорадствовать, она обрадовалась, заметив раздраженный взгляд Уэнди, брошенный на Эдварда, и еще больше — когда девушка вышла из воды и отправилась к своим двоюродным братьям.

За ужином Гордридж наконец спросил, как продвигается работа у Уэнди.

— Мне кажется, ей довольно трудно, — осторожно ответила Эстер. — Это ведь очень старая машинка, приходится сильно бить по клавишам.

— Да, но я никогда не слышал, чтобы вы жаловались.

Она пожала плечами.

— А какой смысл?

Этим разговор и ограничился. Гордридж удалился, чтобы записать свои дневные наблюдения, Эдвард последовал его примеру, и Эстер ничего не оставалось, как отправиться в свою палатку.

Она не стала раздеваться, уверенная, что долго не заснет, и решила позднее пройтись немного, когда все затихнет и никто не сможет помешать ей побыть наедине со своими мыслями.

Было почти одиннадцать часов, когда она вышла из палатки и медленно направилась к кромке воды. Кругом стояла полная тишина, изредка прерываемая жутковатым смехом галапагосской совы — фантастическим кудахтающим звуком.

Эстер прогулялась до лагуны и обратно и уже была готова войти в свою палатку, когда услышала звук неясных голосов. Она нахмурилась и прислушалась. Казалось, что голоса доносятся со стороны палатки Гордриджа. Через несколько минут из нее выскользнула темная фигура и легко побежала вдоль пляжа в другой конец.

Эстер хотелось закричать, броситься в погоню за Уэнди и сказать ей, чтобы она оставила Филипа в покое! Но, разумеется, это было бессмысленно. Сегодня ночью или в любую другую ночь Уэнди ничто не помешает прийти в палатку Филипа…

10

Спустя несколько дней стало ясно, что Уэнди надоело печатать. Каждое утро она начинала работу гораздо позднее, чем следовало, в самое жаркое время делала трехчасовой перерыв и заканчивала задолго до того, как возвращались мужчины. Только в компании Гордриджа она оживала, а он не имел никакого представления о тех вспышках раздражения, которые случались у нее в его отсутствие. Впрочем, он, кажется, совсем перестал интересоваться, как продвигается книга. Во всяком случае, у Эстер он не спрашивал ни о чем, а она молчала.

Однажды утром Уэнди объявила Эстер, что уходит со своими кузенами на целый день.

— Филип знает об этом?

Уэнди пожала плечами.

— Нет, но не сомневаюсь, что возражать он не будет. — Она была абсолютно уверена, что может безнаказанно делать все, что угодно. — Мы даже, может быть, найдем его и посмотрим, что у него за работа, которая отвлекает его так надолго каждый день.

— Не думаю, что ему понравится, если ему помешают, — заметила Эстер.

— Может быть, ему и не понравилось бы, если бы это осмелилась сделать ты, — дерзко ответила Уэнди. — Ты работаешь здесь за деньги — в этом разница. Уверена, что он не будет возражать, если ему придется прерваться и поговорить со мной! — И побежала вприпрыжку по пляжу.

Эстер неохотно признала, что Уэнди, вероятно, права, и эта мысль задела ее. Чтобы отвлечься, она решила попробовать искупаться: сломанные ребра болели уже не так сильно. С величайшей осторожностью она начала спускаться в лагуну, но очень быстро поняла, что поторопилась.

До воды оставалось всего несколько дюймов, когда она споткнулась, успев на мгновение представить себе, как ударяется боком о выступы кораллового рифа. Но тут же чьи-то сильные руки подхватили ее, и короткий приступ боли показался несравнимым с охватившей ее паникой, вызванной прикосновением Гордриджа. Дело в том, что Эстер была совершенно обнаженной!

Полагая, что в течение всего дня будет одна, она решила искупаться без купальника — и вот теперь ее трепещущее тело было прижато к обнаженной груди Филипа! Это прикосновение, по-видимому, взволновало и его. Глаза его потемнели. Он так крепко сжимал ее в объятиях, что она не могла шевельнуться и только слышала глухие удары его сердца — а также своего, отчаянно бившегося в ответ.

— Тебе не следовало входить здесь в воду, — произнес он наконец хриплым голосом.

— Мне хотелось искупаться…

Слава Богу, что хоть на нем были шорты!

— В твоем состоянии еще нельзя купаться одной, — проворчал он.

Эстер вспомнила, что он-то в последнее время никогда не купается один: рядом всегда оказывается Уэнди.

— Отпусти меня, Филип! — сказала она со страданием в голосе.

— Я делаю тебе больно? Извини. — Он ослабил немного объятия, но не отпустил ее совсем, а потом, неожиданно застонав, произнес: — Черт бы тебя побрал, Эстер, ты такая же соблазнительная, как всегда!

Его губы впились в ее уста прежде, чем она успела отклониться. И хотя Эстер понимала, что для него это ничего не значит и продиктовано лишь сексуальным голодом, она не могла найти в себе сил для протеста.

Ведь она испытывала такой же голод, такое же, если не более сильное, желание! Не думая о последствиях, забыв обо всем, кроме того, что находится в объятиях человека, которого любит, Эстер ответила на его поцелуй, раскрыв свои губы, позволив его языку сплестись с ее языком. Она чувствовала, как наливаются ее груди, прижимаясь к его твердой груди, и испытывала неизъяснимое блаженство.

Благоразумие начало возвращаться к ней, лишь когда его поцелуи стали требовательнее, тело напряглось, а из горла вырвался стон нарастающего желания. Все было прекрасно, пока она разрешала ему только целовать себя. Но если бы дело пошло дальше, она никогда не простила бы себе этого!